(Мне так нужны) эти несколько более или менее случайных слов. Войцех Пестка «Стихи для Грошки»

Понятно, что жанр книжной рецензии конвенционален: более или менее логично начинать критический очерк с анализа вербальных текстов, попытки (варианта) их осмысления и некоего заключения в конце. Но представление читателю сборника «Стихи для Грошки» хочется начать не с вербальной, но визуальной составляющей – с обложки. И это вовсе не укор книги, но похвала. В оформлении сборника использованы вильнюсские граффити (Os Gemeos) – это бесконечно трогательные и нежные сюжеты, контрастирующие с брутальностью окружающего мира, кирпичной стеной, обшарпанной штукатуркой, на которых помещены яркие рисунки. Пожалуй, эти граффити служат наилучшей иллюстрацией (и может даже лучшей рецензией!) того сочетания простоты словесной формы, доходящий до аскетизма, и глубоко лиричного, чувственного начала, интимного тона, заложенного в текстах Пестки: приношу Грошику дары, не будучи королем   Грошик Вот что я мог бы дать тебе Себя Несколько жалких стихотворений Добавлю сюда листок Дикой груши который случайно Упал мне за ворот прошлым летом И может неслышную литанию Спокойно остывающей крови   Только-то И Запоздалое сжатие левой камеры сердца   Правда все это у меня могут отнять. (стр. 32)   Читая тексты Пестки, в голове невольно проносятся эти более или менее случайные мандельштамовские несколько слов Что это? Пряжа? Звук? Предупрежденье?[1]. Мысль о хрупкости бытия (будто на мотив известной „Fragile” Стинга) звучит пронзительным предупрежденьем в стихотворении: (..) Спи То, что было всегда – неправда.  (стр. 69)   Упомянутое и совсем неслучайное, многовековое сопоставление/сближение звука и стиха[2] становится важным и для синкретической поэзии Войцеха Пестки, несмотря на то, что вся поэтика польского автора «прописана» в противоречивом, рвущемся ХХ веке. Топонимика произведений определяется пространством города; но в этом городе существуют лишь двое, – все остальное вокруг лишь антураж. Вещи, воспринимаемые как игрушки, – герои ими забавляются (Грош покупает обувь; Грош выбирает крем для новых ботинок). Мир персонажей произведений Пестки вполне предметен, что идет в черно-белом конрасте с неуверенностью самого лирического героя, помещенного в условия неопределенного времени: Треугольник В жизни твоей сейчас Пусто Все Перенесено на завтра   В жизни моей сейчас Пусто Все уже случилось Вчера (..). (стр. 59)   Мотив фрагментарности не мыслим без идеи движения, концептуально соотносясь с образом калейдоскопа – ведь в нем есть и движение, и статичность, и звучание: фрагмент чего-то большего Ищу себя Пробую найти хотя бы фрагменты Чего-то большего   В это время другие Ищут счастья Теряются в поисках Атлантиды Прогуливаются По Млечному Пути (cтр. 24).   Так, «песня ткется, как ткется судьба»[3], и в текстах польского поэта медленно и тихо прочитывается жизнь, какой она могла бы быть или какой была, или о какой мечталось. Более или менее случайно, но вспоминается, что само слово «текст» происходит от латинского texere – «ткать».  Это семантическое сближение текста и судьбы, которые поются и плетутся звучит в замечательном стихотворении «В Кракове»: Когда б случилось нам оказаться в Кракове вместе Мы бы зашли на рынке в книжную лавку Равнодушные к людским пересудам Сели б на пол и почитали В глазах друг у друга Самую важную книгу   Когда случится оказаться нам в Кракове вместе В Сукенницах мы обзаведемся серебряной ложкой И разыгрывая на людях добрых знакомых Съедим на рынке Цветной капусты в соусе из сезамок Чтобы обмануть любовный голод   Судьба это знаешь как погромная туча В час грозы цветет Маковым цветом     (cтр. 34).   Так, интонация сборника складывается (ткется) из текстов разного звучания (при всей их безусловной интимности), разной тональности, которые сплетаются в тонкую словесную пряжу. Русское терминологическое стихосложение становится отголоском логики построения всего корпуса сборника: произведения, включенные в книгу, делятся на различные небольшие тематические циклы – простая беседа; вот бы позволено было; десять стихотворений для Гроша; терпкий ежевичный привкус, и т.д. и выделяемый отдельно завтрак с Гамлетом, где акцентируются аллюзии к шекспировским произведениям. Впрочем, название сборника верно ориентирует читателя, – и сквозным мотивом всех собранных в книге стихотворений служит нежный женский образ по имени Грош (Грошка). Именно с ней ведет внутренний диалог лирический герой, и интенция всего сборника, пожалуй, лучше всего звучит (я невольно вновь повторяю этот более или менее случайный глагол) в одном из самых пронзительных текстов книги:  Напиши мне, Грошка Напиши мне Если сможешь Мне так нужны эти несколько Более или менее случайных слов Так трудно выстроить Мир Располагая всего лишь Парой SMSок Даже если уже последний Шестой День творения (cтр. 28).     Иногда очень нужно эти несколько более или менее случайных слов.  

---

[1] О.Э. Мандельштам. Собр. Соч. в 4 т. Том 1. Москва, 1991. С. 155.  Строка из стихотворения, созданного в Тифлисе в 1930 г. [2] О пряже песен  см. подробнее – И.И. Земцовский. Метафоры народнопесенной терминологии. // АБ-60 (Сб. статей к 60-летию А.К. Байбурина. Санкт-Петербург: Studia Ethnologica. С. 61–77. [3] А.Н. Веселовский. Историческая поэтика. Стр. 340.   Начать обсуждение/ uzsākt diskusiju